— Меня, Александра Сергеевна, все беспокоит. Сильно. А Вас? Нет?

Комарова надулась и уставилась в окно. Вот иногда мне очень нравится ее игра в "молчанку". Крайне полезная штука, если надо подумать.

Мы ехали в сторону завода. После этой чудесной книги с не менее чудесной надписью, которую явно оставили специально, я еще сделал несколько кругов по дому, но ничего интересного больше не нашел. Вернулся в спальню. Постоял, подумал. А потом плюхнулся на кровать. Она тут же просела под тяжестью моего веса.

Я откинулся назад, облокотившись спиной о стену. Закрыл глаза. Не знаю, как мне это вообще пришло в голову. Просто показалось, можно попробовать. Как-то же чертова память включается. Хоть убей, но есть ощущение, картинки и воспоминания приходят не просто так. Не произвольно, как я думал изначально. Есть система. Есть. Ее не может не быть. Такое ощущение, что воспоминания появляются, когда я оказываюсь в той же ситуации, что и Максим Сергеевич. Дублирую ее.

И вот только закрыл глаза, расслабившись, в башке моментально что-то щелкнуло. Сработал тот самый тумблер. Я действительно был в этом доме. Вернее, Беляев был. Точно. Видел сейчас спальню его глазами. Напротив, за столом, сидел Маслов. Уставший, измученный и сильно огорченный.

— Я не понимаю, зачем Вам это? — Инженер покачал головой.

— Вы и не должны понимать. Просто делайте, что говорю. Вот и все. Вы же умный человек, Лев Иванович. Со всех сторон и во всех аспектах. Знаете, есть выражение, жертвовать малым ради бо́льшего. Вот у нас с Вами сейчас такая ситуация.

— Говорите, прямо как он. — Маслов усмехнулся.

— Виктор Николаевич тоже был умнейшим человеком. Вы же общались с ним лично. Знаете. И знаете, как он относился к своей службе. Кто остановит врага, если не мы?

— Знаю. И Вы с Виктором Николаевичем общались лично. Но его прекрасно понимал. Вас все равно не могу понять. Я вынес чертежи, как велели. Дальше что? Долго сидеть в этом доме? Анна нервничает. Спрашивает постоянно. Задает вопросы. А я не могу объяснить ей ничего.

— Правильно. И не надо объяснять. Представляете, как Анна Степановна расстроится, когда узнает, что именно ее использовали, дабы подобраться к Вам.

— Представляю. Но они лишь только подобрались. Сбежать и спрятаться вместе с секретной информацией велели Вы. Они вообще пока ничего не требовали. Просто сказали, что знают про Анну. — Маслов поднялся со стула. Подошел к книжным полкам. — Значит, говорите, надо оставить сообщение?

— Конечно. Они обязательно узнают, где Вы. В этом и суть. Надо, чтоб узнали. Придут. Хотя, скорее всего, лучше использовать единственное число. Сложно сказать пока, сколько человек задействовано. Я предполагаю, что конкретно руководит кто-то один. Но у нас есть время. Думаю, можно ждать ночью. Или завтра. Раньше не появятся.

— Я сейчас вроде приманки? Вы остановитесь, где всегда? Этот адрес указать? — Инженер вынул одну из книг, потом взял карандаш, который лежал тут же, и принялся что-то писать на обложке.

— Все верно, Лев Иванович. Все верно…Наш друг Игорь Ведерников, так любезно предоставивший Вам место для укрытия, вечером донесет, кому нужно. Вы поймите, если история с диверсией выйдет громкая, мы сможем избежать гораздо более серьёзных проблем. Это первый момент. Второй — враг в любом случае близко. Ваша работа интересует их. Несомненно. Но в гораздо меньшей степени, чем остальное. Не переживайте, думаю, скоро все закончится. Я оставлю Вас сейчас, поеду обратно в город. Завтра мне нужно официально обозначить свое присутствие на заводе. К вечеру навещу снова …Ну, и на всякий случай, буду поблизости до утра. Потом мы Вас переправим в другое место. Там уже никто не найдёт. Анна Степановна приедет следом. Не волнуйтесь…Как только решим проблему, Вы вернетесь и снова приступите к работе. Но только после того, как все закончится. Не думаю, что потребуется много времени…

Картинка пропала. Так же внезапно, как и появилась. В моей башке снова стало пусто. Я резко открыл глаза и оторвался от стены. Несколько минут тупо пялился в пустоту.

— Твою мать…Максим Сергеевич реально здесь был…

По уже устоявшейся, но весьма хреновой традиции, сказал это сам себе. Просто надо было произнести вслух. Вообще, конечно, то ещё удовольствие жить вместо другого человека. Тем более, такого, как этот мутный Беляев. Тем более, когда бо́льшую часть его прошлого не знаешь вообще.

Комарова…Если бы она не явилась вечером к Максиму Сергеевичу со своими, блин, шпионскими игрищами, он бы ночь провёл рядом с Масловым. Как и планировал. Она просто помешала ему. А потом вообще ухандокала к чертям собачьим.

На следующий день должны были отправить инженера в другое место. Маслов остался бы жив. И еще…Чертежи вынести велел Беляев. Сам. Сам Максим Сергеевич устроил эту хрень на заводе. Его беспокоило на самом деле что-то другое. Что-то гораздо более важное. Комарова? Может быть…А может и не быть. По крайней мере теперь хотя бы понятно, что надпись на книге оставил Маслов. Потому что так велел Беляев. Он думал, что успеет увезти инженера…

Я собрался встать с кровати, но как только попытался подняться на ноги, в голове снова взорвался фейерверк. Аж прострелило до самых пяток. Отвечаю. В этот раз все было сильней, чем обычно. Понеслись совсем другие картинки и волной нахлынули мысли Максима Сергеевича.

Он встречался с Ершовым. До его гибели. Как раз, буквально перед ней. За пару месяцев, судя по воспоминаниям. Эту первую и единственную встречу помнил хорошо. И почему-то она всплыла в его голове именно здесь. В дачном домике. Когда беседовал с инженером Масловым. Видимо, навеяло, потому что они оба говорили про Виктора Николаевича. Причём, я уловил эмоцию грусти. Максиму Сергеевичу было жаль Ершова. Искренне. Хорошее впечатление осталось у него от их встречи.

Он думал об этом человеке так четко, словно все произошло вчера. Хотя, судя по картинкам в моей голове, Максим Сергеевич был моложе. Значительно. Только начинал, по сути, свою карьеру. И его, как раз, начали вводить в дело Ершова, за которым следили постоянно. Вообще не оставляли без присмотра. Мало ли, что придёт старику в голову. Возьмет, да и продаст информацию. Например, при условии, что его внучку переправят за границу. Почему, нет? Он ведь ради нее держался столько лет.

Причём, что интересно, но совершенно непонятно, подполковник послал Максима Сергеевича к Ершовым в открытую. Именно, как сотрудника Конторы. Беседа… Какая-то беседа… Вот что крутится на периферии сознания. Деду Комаровой так и сказали, мол придет парень, с ним надо поговорить. О чем-то… В реальности, цель Беляева — посмотреть, запомнить, понять. Официальная версия, естественно, другая.

Я не сразу вспомнил, как все это обыграли. Уж точно не мог Максим Сергеевич прийти со словами, здравствуйте, теперь я тоже за Вами приглядываю. Это кусок выпал. Видимо, имелся какой-то определённый план. Может, втереться в доверие. Не знаю. Хотя, если отталкиваться от моих внезапных воспоминаний о Ершове, тот вряд ли вообще кому-нибудь доверял. Я просто увидел картинку, как они сидят в кухне. Дед Комаровой и Беляев. Тихо, мирно. Как хорошие знакомые.

Но главное даже не данный факт. В тот день случилось кое-что, сильно запавшее в душу Максиму Сергеевичу. Когда они сидели в кухне, попивая крепкий ароматный чай, неожиданно входная дверь хлопнула и на пороге комнаты возникла девушка. Он запомнил ее очень хорошо. Вплоть до мелких, крохотных веснушек на немного вздернутом носике. Девушка была удивительно хорошенькая. Вся какая-то…необыкновенно интересная. Когда она вошла в квартиру, будто стало светлее даже.

— Дед, меня примут! — Восторженно заявила она с порога. — До конца десятого класса всего осталось два месяца. А потом я могу подать документы.

Виктор Николаевич даже не дернулся. Глаз не поднял от чашки, которую изучал в этот момент, наблюдая, как поднимается лёгкий, еле заметный пар.

— Ой, здрасьте. — Девушка заметила Максима Сергеевича, но ее, видимо, распирало от какой-то радостной новости, которая Ершову радостной, судя по его реакции, не казалась. — Ну? Ты чего молчишь?